Старушка на парапете
Ходит старушка по парапету, а спуститься не может. Больно ступеньки круты. А ещё сумка с продуктами. О возрасте старушки можно сказать: поздняя осень, но грачи ещё не улетели. Классическая Изергиль.
Я, не будучи оригиналом, взял сумку и подал руку. Когда мы спустились, я сказал нарочито развязным тоном:
— А что, бабулька? У вас, наверное, есть медаль «За взятие Берлина»?
На что бабулька отвечает примирительно:
— Не-ет, сыночек. У меня только «За взятие Кенигсберга».
Я тихо говею, но виду не подаю. Продолжаю тем же тоном хамить:
— Вы, наверное, в штыковые атаки ходили? В рукопашных схватках участвовали?
В ответ всё тот же примирительный тон:
— Не-ет, сыночек. Я в тылу была.
— Ну, ничего. И в тылу надо кому-то работать, выпускать продукцию, — пытаюсь оправдать я её награду. А в ответ всё то же:
— Не-ет, сыночек. Я в немецком тылу была.
Оказывается, входила в разведывательно-диверсионные группы. У неё одиннадцать забросок в тот самый тыл.
Я, естественно, извинился за идиотское поведение.
— Да я тебя давно расшифровала.
Мы с ней проговорили почти час. Много рассказала, много смертей видела. Но одна смерть до сих пор стоит перед глазами. При десантировании один парень попал на дерево и распорол себе живот. Добить его ни у кого не хватило духу. И вот они уходят, а он ползет за ними волоча свои кишки. И вообще хлопцы почти всегда все погибали. У немцев хорошо налажена служба пеленгации. Их часто засекали. Тогда ребята оставались прикрывать отход радисток. Их было по две в каждой группе.
Муж её был лётчик-истребитель. Ставил на крыло французов со знаменитой эскадрильи «Нормандия», а потом воевал с нами. И вот в 1975 году французы пригласили их в Париж. Хорошая была встреча, запоминающаяся.
— Мы рассказываем о своём житье. Оно по нашим меркам хорошее. Муж – подполковник в отставке. Хвастаемся — пенсии у нас хорошие, спецпайки, санатории: всё как положено. Оказывается, по французским меркам — мы нищие. Они были в шоке. Сидят, плачут нас жалеючи: Почему ваше правительство вас так не любит??
Повторяю, на дворе 1975 год. Везде лозунги «Никто не забыт, ничто не забыто». Строятся помпезные памятники. И мы ещё верим в светлое будущее.
— Ну, а сейчас, — спрашиваю. — Ходите по школам?? Деткам рассказываете??
— Нет. Не хожу. Не считаю нужным. Только внукам и внучкам.
— Сейчас много всякой информации о той войне, о Сталине, о Гитлере. А вы что думаете??
— Да, что тут думать. Оба они кровожадные. Они друг друга стоят.
В городе Запорожье поставили памятник товарищу Сталину. Люди, послушайте женщину, которой действительно нужно поставить памятник.
Я, не будучи оригиналом, взял сумку и подал руку. Когда мы спустились, я сказал нарочито развязным тоном:
— А что, бабулька? У вас, наверное, есть медаль «За взятие Берлина»?
На что бабулька отвечает примирительно:
— Не-ет, сыночек. У меня только «За взятие Кенигсберга».
Я тихо говею, но виду не подаю. Продолжаю тем же тоном хамить:
— Вы, наверное, в штыковые атаки ходили? В рукопашных схватках участвовали?
В ответ всё тот же примирительный тон:
— Не-ет, сыночек. Я в тылу была.
— Ну, ничего. И в тылу надо кому-то работать, выпускать продукцию, — пытаюсь оправдать я её награду. А в ответ всё то же:
— Не-ет, сыночек. Я в немецком тылу была.
Оказывается, входила в разведывательно-диверсионные группы. У неё одиннадцать забросок в тот самый тыл.
Я, естественно, извинился за идиотское поведение.
— Да я тебя давно расшифровала.
Мы с ней проговорили почти час. Много рассказала, много смертей видела. Но одна смерть до сих пор стоит перед глазами. При десантировании один парень попал на дерево и распорол себе живот. Добить его ни у кого не хватило духу. И вот они уходят, а он ползет за ними волоча свои кишки. И вообще хлопцы почти всегда все погибали. У немцев хорошо налажена служба пеленгации. Их часто засекали. Тогда ребята оставались прикрывать отход радисток. Их было по две в каждой группе.
Муж её был лётчик-истребитель. Ставил на крыло французов со знаменитой эскадрильи «Нормандия», а потом воевал с нами. И вот в 1975 году французы пригласили их в Париж. Хорошая была встреча, запоминающаяся.
— Мы рассказываем о своём житье. Оно по нашим меркам хорошее. Муж – подполковник в отставке. Хвастаемся — пенсии у нас хорошие, спецпайки, санатории: всё как положено. Оказывается, по французским меркам — мы нищие. Они были в шоке. Сидят, плачут нас жалеючи: Почему ваше правительство вас так не любит??
Повторяю, на дворе 1975 год. Везде лозунги «Никто не забыт, ничто не забыто». Строятся помпезные памятники. И мы ещё верим в светлое будущее.
— Ну, а сейчас, — спрашиваю. — Ходите по школам?? Деткам рассказываете??
— Нет. Не хожу. Не считаю нужным. Только внукам и внучкам.
— Сейчас много всякой информации о той войне, о Сталине, о Гитлере. А вы что думаете??
— Да, что тут думать. Оба они кровожадные. Они друг друга стоят.
В городе Запорожье поставили памятник товарищу Сталину. Люди, послушайте женщину, которой действительно нужно поставить памятник.
4 коментарі
І Вам, і старушці.
Завжди знала, що адекватні люди від Червоної армії починаючи і УПА закінчуючи, можуть нормально порозумітися.Знаю таких історій (порозуміння) кільканадцять, колись розповім.
Мала мрію таку: зібрати адекватних ветеранів ЧА і УПА і зробити телепередачу, щоб всі побачили, що ці люди вміють і можуть бути разом, разом один одного поважати, разом памятати загиблих, разом розуміти страхіття війни.
Поки збиралася, то вони вже відійшли в кращий світ.
Отакий маю гріх.
Тепер хіба зібрати їх дітей і онуків, залишивши незмінною ідею…
Вместе с тем следует согласиться с мнением одного из наиболее авторитетных исследователей проблемы — польского историка Чеслава Мадайчика, который отмечает, что «информация о „Генеральном плане Ост“ до сих пор даже среди историков остается очень скромной. На эту тему… опубликовано лишь несколько статей и около десятка документов… „Генеральный план Ост“ — это отнюдь не однозначное понятие».
<...>
При этом окончательного варианта плана «Ост» в виде некоего единого документа не существует».
(Д. Жуков, И. Ковтун, «Русские эсэсовцы»)